- Да стой ты! – голос противно проскрипел прямо над самым ухом. – Ты же даже ничего не придумал.
- И что? Сделаю, а там как пойдет, - я надеваю куртку, шапку, накидываю капюшон. Слава богу, что карантин: можно надеть маску и перчатки.
- И что дальше? – мягкий женский голос раздался рядом, возле правого плеча. По привычке резко оборачиваюсь, но никого нет.
- А какое тебе до этого дело?
- Мы все одна семья, брат, - ну вот, только тебя не хватало.
Самый первый голос в голове я услышал еще в детстве. Моя мать – благо, что на текущий момент нас больше ничего не связывает – была той еще честной и порядочной женщиной. Доброй, как мать Тереза, верной, как приставленные участковые, надежной, как спецслужбы… Хорошая женщина, одним словом. Особенно в тех редких перерывах, когда она переставала бухать неделями с новыми людьми. В тот период жизни – кажется, мне было семь – появился он. Я звал его Эдиком, он представлялся голодающим ребенком. Я его понимал: самому вечно хотелось жрать. Но да ладно.
- Успокойся, братик, - вновь подал голос Эдик. – Это не приведет тебя ни к чему хорошему.
- Уж ты-то все знаешь, - буркнул я, нащупывая в кармане ключи.
Эдик был хорошим другом, на самом деле. Он меня понимал, давал советы, как прокормиться. Иногда даже подсказывал, как спрятаться от упившейся матери. Но он не был драчуном, а потому мне все равно прилетало. И тогда появился он.
Голос моего второго друга звучал резко и противно, прям слышался металлический скрежет. Но надо признать, что праведник – а для друзей Арсен – знал многое. Особенно, как драться. Когда меня, десятилетнего пацана, мать Тереза избивала пластмассовой палкой для белья, именно Арсен впрягся и дал ей сдачи. Разбил нос и подбил глаз. Нам потом, конечно, сильно досталось от какого-то из ее дружков, но Арсен разобрался и с ним. Как он потом сказал: «Сам подумай, кто обвинит ребенка? Правильно, никто. А вот твоя мать может уйти далеко и надолго… Ты же хочешь этого?». Я хотел.
К сожалению, мы с Арсеном и Эдиком не знали, что в покое после этого нас не оставят. И тогда, в начале зимы – забавно, погода была такая же, как и сейчас – нас троих отправили в детский дом. Поначалу, нам доставалось. Но потом мы с Арсеном научили других мальчишек уважению, а с Эдиком узнали, как можно в голодный вечер раздобыть еды. И жизнь стала получше.
А затем, спустя три года, появилась она. В ту ночь ее голос разбудил меня посреди ночи и затянул длинный рассказ о любви. Я не возражал. Арсен, конечно, любовь не признавал, а Эрику хотелось только жрать, но Полине они не возражали. Видимо, уважали. Или понимали, что я проникся к ней симпатией.
Именно благодаря Полине я впервые поцеловал девочку. Именно благодаря ей впервые узнал, что такое тепло другого человека темной ночью. С ее помощью я позабыл о ненависти и злобе и понял, что мир иногда бывает и хорошим.
Но Полина плохо контролировала себя. И когда она без остановки начала трепаться о том, что нам нужно больше и больше близости с той самой девочкой, хоть девочка и не хотела этой самой близости, я сорвался. Итог был предсказуемым. К счастью, мне еще не стукнуло четырнадцать. Да и девочка в последний момент рассказала, что это было по взаимному согласию. Но на следующий день я проснулся изгоем.
Дело быстро замяли. И тому было несколько причин. Во-первых, чем меньше в детском доме проблем, тем больше финансирования. Во-вторых, проблемного ребенка трудно было пристроить в приемную семью. А именно этого и добивались наши воспитатели. Для них я был обузой.
И когда осенним днем меня забирала новая семья, когда мы ехали в новый дом, рядом со мной на заднем сидении появился Тимофей. Тимка, кажется, во всем видел только негативные черты. «Убили родителей Брюса Уэйна? Эх, а ведь каких успехов он мог добиться, если бы его родители остались в живых… Да что тот Бэтмен? Он же мог пустить деньги в развитие полиции и армии. Дождь? Ну вот, опять слякоть, грязь повсюду, люди такие угрюмые и серые, прямо как этот дождь… Да что мне до тех полей? Размоет их от дождя, зуб даю». В общем, приятный в общении парнишка. И когда мы ехали, оставляя позади целый пласт жизни, первую любовь, каких-то друзей – а были они нам друзьями? – я чувствовал, что и на душе у меня вступила в права осень. Мы с Тимкой молчали. Нам не нужны были слова, чтобы понять общую и взаимную тоску.
- Тебя поймают… - протянул он. Ну вот, вовремя вспомнил.
- И не надейся, - бросаю я довольно тихо, чтобы не привлекать лишнее внимание жильцов нашего дома. Спускаюсь через ступеньку, чуть не упав на последнем этаже. Сука. Управляющая компания слишком жмотится на ремонте. Можно же, наконец, вкрутить гребаную лампочку?!
Можно. Но, как ни странно, Захар их понимает. «К чему тратить деньги на лампочку, если ее все равно сломают? Не легче ли скопить эти деньги?». И ведь никогда не отвечает, для чего им эти деньги.
Но с Захаром мы неплохо ладим. Не без его помощи я пару раз тягал из магазина то, что мне, по правде говоря, не сильно было нужно. К примеру, телефон у меня ворованный. Как и эта куртка. И ведь деньги на покупку у меня есть… Просто Захар не хочет лишний раз тратиться. У них часто с Тимой споры на этой почве. Приходится выбирать чью-то сторону.
Выхожу на улицу. До кафешки, где она сейчас находится, идти пятнадцать минут. Если пойду дворами, буду через двадцать, зато на камерах не засвечусь.
- И ты правда думаешь, что она, эта глупая женщина без амбиций, стоит твоей свободы? – сжимаю кулаки в кармане. Еще и он на ухо жужжит.
Денис очень надменный. Но, стоит признаться, полезный. С ним мы познакомились, когда я уже очутился в приемной семье. И он научил меня любви к самому себе. Из-за него, конечно, случались и проблемы – особенно в техникуме – но, в общем и целом, он мне сильно помогал.
Ладно. Собралась вся компания. Пускай. Что мне до этого, в конце концов? Достаю из кармана пачку сигарет. Снимаю маску и запихиваю ее в карман. Все равно уже темно, меня тут никто не узнает. А вот покурить, чтобы расслабить нервы, мне не помешает.
- Сладкий мой, - раздается нежный голос Полины, - я понимаю, что ты испытываешь. Ту боль, что рвется наружу прямо из твоего сердца. И я не осуждаю твои порывы. Любовь, она ведь предшествует великим подвигам! Но иногда она приносит с собой зло, самое настоящее, черное, как болотная тина. И ты не должен впускать его в себя.
- Заткнись, - прошу я ее. Еще затяжка.
- Но она права, - раздается голос Эдика. – Чего ради ты все это затеял? Не лучше ли зайти в магазин, купить пару бутылок пива…
- Своровать, - ехидно произносит Захар.
- Да хоть так!
- Нет, - качаю я головой. – Я буду ей мстить.
- И тебя поймают. Ты понимаешь? В чем смысл делать что-то, если заранее все обречено на провал? – я сильнее зажмуриваю глаза. Голос Тимки звучит уже не так отчетливо.
Открываю глаза. Кафешка там, в конце улицы. Осталось пройти еще чуть-чуть. Вижу яркую вывеску. Ищу подходящее место, чтобы меня не заметили, и чтобы я мог видеть ее.
Она сидит возле самого окна, вся красивая и нарядная, и пьет кофе с каким-то парнем. Я плохо вижу его лицо, но почему-то уверен в том, что его я не знаю. Да какое мне до этого дело, кто он? В одном я уверен: пойдет с ней – пострадает.
- Арсен, - я тихо зову его. – Как лучше подойти?
- Никак, - неожиданно для меня отвечает он. – Знаешь, сам не могу поверить в то, что говорю, точно виновата эта крашеная путана, - Полина усмехается, - но ты не должен этого делать. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Точнее, догадываюсь. И я не меньше твоего хочу разбить морду этому уроду! Но нельзя.
- Почему?! – чуть не кричу я.
- Потому что она не твоя собственность, любовь моя, - Полина нежно обнимает меня и дышит в шею. Я закрываю глаза, чтобы не разрыдаться. – Тебе больно, мой хороший. Дай я тебя обниму.
Ее нежные руки обвивают меня. Ее грудь прижимается к моей спине. Эдик по-дружески обнимает меня сбоку: от него прям разит чесночными булочками. Захар сидит рядом и понимающе кивает. Арсен разминает кулаки и злобно сплевывает на пол. Тимка тяжело вздыхает и закрывает глаза. Денис стоит напротив, сложив руки на груди. И чья-то рука ложится мне на плечо.
Молодая, красивая девушка с очень грустными, уставшими глазами нежно гладит мое плечо. Я еще не знаю, кто она, но чувствую, что мы с ней испытываем одни эмоции. Я достаю еще одну сигарету и скуриваю ее за несколько затяжек. В голове всплывают строки:
«Звуки печали, скорбные звуки,
Долго ль меня вам томить?
Скоро ли кончатся тяжкие муки,
Скоро ль спокойно мне жить?»
