Коридор.
В детстве я не любил спать. Нет, правильнее будет сказать, что меня пугала тьма и то, что было сокрыто в ней. А потому, когда в моей комнате гас свет, я зарывался под одеяло, выгоняя оттуда остатки вечерней свежести и, подбив края, лежал, затаив дыхание. В соседней комнате спал старший брат, однако это не придавало мне никакой уверенности. Страх зародился во мне сам по себе – возможно, виной тому глупые детские страшилки про всякие гробы на колесах, красные руки и пиковых дам. Однако, он не отступал. И потому я пытался заснуть, как можно быстрее.
Однажды – мне было около восьми лет – я проснулся от того, что кто-то сдавливал мне грудь. Я открыл глаза, испугавшись до чертиков, и увидел у себя на груди гномиков. И не тех, веселых, добрых и сказочных. Если уж из каких сказок они и выбрались, так тех, что в Каэр Морхене послушникам рассказывали. И самым страшным в этом все было то, что я не мог пошевелиться.
Утром я рассказал об этом матери. Она успокоила меня и сказала, что это сонный паралич. «Такое происходит иногда, - говорила она, - когда человек входит в состояние осознанного сновидения. Случается очень редко, так что считай, что ты – везунчик». Ха. И врагу не пожелаешь такого везения. Но на короткое время я успокоился.
Где-то неделю спустя мне начал сниться один и тот же сон. На протяжении двух или трех недель я пытался заколоть своего отчима копьем. Я пробивал ему глотку, пронзал сердце, кромсал на куски, но он все жил и даже пытался преследовать меня. Как настоящий зомби. Три недели я безуспешно боролся с ним на втором этаже нашего дома. Три недели я пытался бежать от него. Три недели он настигал меня, хватал цепкими пальцами… и я просыпался. Почему-то я знаю, что следовало за моей поимкой. Но мозг ни разу не давал мне увидеть это.
Я стал плохо высыпаться. Раздражение, нервы, испорченные отношения с друзьями. Из-за этого меня буквально вырубало где угодно: в школе, на игровой площадке, дома во время уроков. Один раз дошло до такого абсурда, что я заснул в школе прямо во время Манту. Медсестра знатно тогда испугалась.
И однажды – кажется, уже наступила зима – сон изменился. Я смог одолеть отчима. Не помню как. В голове отпечатался лишь маленький мальчик, рыдающий над его телом, и мир, буквально окрашивающийся в красный. Наш дом становился моей личной темницей. Стены сжимались, а багровая Луна скалила в ухмылке зубы и следила за тем, как я пытался выбраться наружу. Но у меня не получалось. Я бежал по бесконечно длинному коридору, уже покрытому мглой, к единственному источнику света. Но пол ходил под ногами, весь мир вращался, и я не мог пройти до конца. Со стен свисали канделябры, но они не давали света. И кто-то – я не знаю кто именно, так как во сне мне не удавалось посмотреть через плечо – гнался за мной. Я знал, что это не отчим. Шаги преследовавшего были куда тише и мягче.
Только этот сон запоминался мне. Я даже не мог сказать, снилось ли мне что-нибудь еще. Наверное, нет. Как во сне я бежал по коридору, так в реальной жизни я бежал от этого сна. Я принимал лекарства. Испробовал десятки медитаций, дыхательных упражнений, молитв и прочего бреда. Я жил ради того, чтобы позабыть сон. И он ушел.
Тогда мне было пятнадцать. Я проснулся, разбитым и подавленным. Выпил кофе, пошел в школу. Задремал на химии. Вернулся домой. Это был бы самый обычный день, ничем не примечательный. Только вот в тот день нас покинула моя прабабушка.
После ее похорон этот сон перестал мне сниться. Связано ли это с пережитым стрессом, более яркими эмоциями или еще чем-то – я не знаю. Я так и не выбежал наружу. Не увидел, что произошло с миром. Я не решил своих проблем во сне. Но сон отступил. Словно по мановению. Потом я задумывался об этом. Пришел к выводу, что людская психика для меня слишком непонятная и запутанная, плюнул на все и просто продолжил жить. К чему думать о каком-то там сне?
Я бы и не думал о нем. Может, вспомнил пару раз. Но недавно мне вновь приснился тот самый сон. Только теперь в коридоре на маленький мальчик, а взрослый мужчина. И мне по-настоящему страшно.
