Зима и стихи
Я ехал в автобусе, заткнув уши «каплями». Сейчас мне меньше всего хотелось слышать посторонних: их вечный треп о детях, школах, работе и прочем бесполезном для меня мусоре. Через три сидения от меня сидела моя одногруппница. Мне пришлось проявить весь свой талант, чтобы спрятаться от ее взора. И не то, чтобы девочка была мне неприятной. Наоборот, она мне очень нравилась. Просто сейчас я не был настроен на общение. И на ее вечный оптимизм.
В наушниках монотонно повторялось «Выхода нет…». Забавно. Моя бабушка говорила, что выход есть всегда, ровно до тех пор, покуда жив человек. Возможно, она была права. Однако, найти выход для человека куда сложнее, чем сдаться. Видимо, для этого нужна особая сила воли. Нерушимость, которой внутри меня не осталось после похорон.
Следующая остановка моя. Я аккуратно протиснулся сквозь хмурых работяг в толстых куртках. Точно. На улице декабрь, должно быть холодно. Забавно. Холод обходил меня стороной. Однако это заставило меня задуматься о том, в чем я. Уже две недели я находился в каком-то трансе, вырваться из которого мог только благодаря работе. Лишь бы взяли…
… но а почему бы и нет? Александр – аспирант, который ушел с работы из-за учебы – сказал, что проблем с трудоустройством не возникнет. Мол, будь собой, отвечай на вопросы и честно, если чего-то не знаешь, говори. Не ври и не юли. Он порекомендовал меня начальнице, снабдил нужной информацией, так что, я не смогу устроиться?
Резко затормозивший автобус на время вырвал меня из рассуждений. Он уже стоял на моей остановке и ждал, пока кучка людей передо мной выползет наружу. Хорошо. Значит, я хотя бы не проехал. Уже успех, правда? Ведь так, дедушка? Как ты и учил: радоваться любой мелочи. Все есть победа. Ведь так? Ответь мне.
Ты не ответишь, я это знаю. Но уже две недели я спрашивал у тебя все подряд. Что мне делать, как общаться с людьми. А правильно ли то, что я не рыдал на твоих похоронах, а, смеясь, обнимал бабушку и говорил, что все будет хорошо? Наверное, да. Ты бы меня понял.
Прохожу мимо одногруппницы. Карикатурно удивляюсь ее присутствию и натягиваю на лицо улыбку. Достаю их уха наушник и справляюсь о ее здоровье. Коротко, лишь бы не оскорбить человека. И сразу вываливаюсь на улицу, бросая в ответ на ее вопрос короткое: «Да я по работе, Белка. Увидимся!»
Никто из моего окружения не знает о том, что произошло, даже лучший друг. Стоило бы сказать, конечно. Нечего держать всю боль в себе. Но разве я имею право вываливать на них свою боль? Не думаю. Обо всем произошедшем знает только куратор нашей группы, да и то лишь потому, что я принес справку о смерти для закрытия пропусков.
Стою на остановке. Справа от меня школа. Детишки носятся туда-сюда по заснеженным улочкам, катаются с импровизированной горки, врезаясь в забор. Их портфели кучей свалены недалеко от входа в школьный двор. И ведь никто и не подумает у них что-то воровать.
На самой остановке есть магазинчик. Но меня интересует не он, а большое стекло, в отражении которого я вижу себя. Вижу плохо, но общие детали можно различить. Ладно, я без шапки. Но это не беда, всегда можно сказать, что я спрятал ее в карман. В драповом пальто. Оно выглядит теплым, хоть и осеннее. Ну и в джинсах. Не помню, когда я в последний раз надевал что-то кроме джинсов. Пойдет. Будущий работодатель вряд ли сочтет меня идиотом. Уже небольшой плюс в копилку.
За остановкой располагается двухэтажное здание с офисами. Там и находится контора. Что же… «Подыши глубоко. Все будет хорошо. Дедушка недаром считал тебя самым талантливым из братьев. Он же куда только тебя не брал. Что, неужели беседа с какой-то женщиной страшнее разговора с замом прокурора? Или директором завода? Нет, братец. Ты просто дрейфишь что-то менять. А теперь собери яйца в кулак и давай… Если не ты, то кто еще поможет семье?» С этими мыслями я захожу внутрь.
.
- … мы не против принять студента, - сказала она, сцепив пальцы, - но способного. Вам не кажется, что идти устраиваться к нам, не имея никаких знаний в области гражданского, земельного права, делопроизводства, да банально хоть какого-то опыта, как минимум неправильно?
Я молчу. А что я могу ей сказать? Все навыки общения куда-то испарились. Растаяли, как снежинки на моем пальто. Я не ответил ни на один вопрос. Даже не смог сказать, какие документы правоподтверждающие, а какие правоустанавливающие. Хотя именно это мне рассказывал Александр перед тем, как отправить сюда. Я просто все забыл.
Она молчит и изучает меня. Словно ждет, что же я предприму. А я молчу и изучаю широкий дубовый стол, на котором рядами лежат какие-то бумажки. На одной из них написано «Предварительный договор купли-продажи».
- Извините, - наконец, вздыхает она, - но вы нам не подходите.
Я медленно киваю, встаю и иду к выходу, хватая пальто. Надену снаружи. Не хочу задерживаться здесь больше ни на секунду, в этой обители моего личного позора. Меня ни капли не волновало мнение женщины обо мне. Только мое. И оно, к сожалению, окончательно испортилось.
.
Дома холодно. Я забыл включить отопление перед тем, как уехать. Но сейчас я этому даже рад. Подхожу к холодильнику. Там лежит початая бутылка водки.
«Я могу все бросить. Уехать в родной город. Прибиться к бабушке, успокоиться и начать все сначала… Я могу. Тут мне больше ничего не светит».
Рядом с диваном, который я использовал как кровать, стоит столик. На нем лежит обычная тетрадка. Сорок восемь листов ужасных стихов, зарисовок и рассказиков. Сажусь на диван, открываю последнюю страницу.
Эй, послушай…
…Точно. Потому что ты стоишь на крыше, не скрывая своих намеков.
Точно. Потому что мы так не научились извлекать с тобой уроков.
Точно. Потому что нам хватает пустых слов и лицемерных упрёков...
Подвинься, мой ангел. Я рядом. Я затмил собой лжепророков.
И мы летим. И наши три метра над уровнем неба
Исчезают, растворяясь в ночной тишине.
Если жизнь - Уроборос, а мы в ней лишь тени эфеба,
Мы вернёмся с тобой. И ты будешь вечно во мне.
До сегодняшнего дня я был уверен, что это концовка. Но нет. Беру ручку и дописываю большими буквами, резко и размашисто:
«Выхода нет».
Ведь это так. Иду на кухню еще раз и беру из холодильника водку. Откупориваю ее и пью из горла.
«Нахер такую жизнь».